Обстоятельства дела были налицо. Правда, в день ограбления Джорджио находился на стоянке подержанных машин — это изначально засвидетельствовали три человека. Однако все три свидетеля были признаны ненадежными. Свидетельница — женщина по имени Матильда Брейтвейт, заглянула на стоянку, чтобы полюбоваться на небольшой спортивный «Мерседес». Женщина случайно оказалась, что называется, в ненужном месте и в ненужный час. Под присягой свидетельница затрепетала. И в конце концов уже не смогла точно припомнить, в тот ли день она была на стоянке или днем раньше. При этом она откровенно призналась, что часто таскается по автостоянкам и рассматривает разные модели: это у нее нечто вроде хобби наподобие того, как некоторые женщины, к примеру, любят осматривать чужие дома. Другие два свидетеля быстро себя дискредитировали, потому что один оказался осужденным прежде преступником, а другой — просто известным бездельником, которого уже обвиняли ранее в клятвопреступлении.

В ходе расследования возникла целая галерея интересных лиц: эти люди все как один заявили, что ни при каких обстоятельствах не станут свидетельствовать против Джорджио Бруноса. Это, конечно, был фарс, но организованный фарс. Ни один из них не желал отвечать на вопросы прямо. И при этом каждый из этих людей отказывался давать показания. Когда один такой человек, некий Джимми или кто-то еще, на очередном судебном заседании мямлил свое, как заведенный, у Донны появилось ощущение, что все это — доносчики, действующие по единому сценарию.

Затем на сцене появился внешне абсолютно надежный и весьма благожелательный свидетель — Петер Уилсон, одетый в красивый серый костюм из модного каталога, подстриженный и прилизанный. Уилсон сказал судьям, что он шофер и что его нанял Джорджио Брунос — вести машину в день ограбления. Уилсон показал, что взял машину, которую использовали для работы, со стоянки подержанных автомобилей месяца за три до события, чтобы сделать тюнинг. Он, как и предыдущие свидетели, категорически отказался назвать других участников ограбления, тем более что эти люди, по его предположению, находились в бегах — из страха за свою жизнь. Уилсон утверждал, что говорит истинную правду о Джорджио. Якобы потому, что понимает: это его долг. Касательно же остальных он, мол, никого лично не знает: это, по его словам, были люди «со стороны», которых привел Брунос и их Уилсон видел мельком, впервые столкнувшись с ними в день ограбления. Понял все так, что они приехали из Марбеллы в поисках работы, и высказал предположение: они, возможно, сейчас и находятся там. Сам Уилсон получил довольно мягкий приговор за участие в ограблении из-за того, что оказал помощь следствию.

Пока все это мелькало у Донны перед глазами и вертелось в голове, она заметила, что судье вручили листок бумаги. Он развернул его, намеренно затягивая время. Она усилием воли вернулась к текущей реальности и стала внимательно вслушиваться в слова судьи:

— Присяжные пришли к решению?

Высокий худощавый человек поднялся со своего места. На нем был темно-зеленый костюм, и Донна подумала, что он скорее похож на счетовода или на страхового агента. Когда он кивнул, ноздри его тонкого, хрящеватого носа раздулись.

— Да, ваша честь.

— И это единодушный вердикт?

— Да, ваша честь.

Судья обвел глазами присяжных и громко обратился к ним:

— Что вы признаете в отношении обвиняемого?

Стоявший мужчина уставился взглядом в пол и отчетливо произнес:

— Признаем виновным по всем пунктам обвинения, сэр.

Донна увидела, как ее муж протестующе закачал головой…

Перед мысленным взором Донны вновь прошли последние события: вот Джорджио вскакивает со стула и кричит на Петера Уилсона, обзывая того лжецом и ублюдком. Вот его удерживают два полицейских, которые затем сопровождают Джорджио из зала суда вниз, в глубоко расположенные камеры тюрьмы Олд-Бейли. И по дороге он все время вопит о своей невиновности.

Она вспомнила, как достойно и спокойно вел себя Джорджио в первые дни суда, но это хладнокровие, на ее глазах сокрушалось с появлением каждого нового свидетеля; свидетели, похоже, поочередно помогали забивать гвозди в крышку его закрытого гроба. С каждым днем ситуация для ее мужа складывалась все хуже и хуже. Он давно перестал говорить о том, как будет мстить полиции, когда все это закончится, и уже больше не рассказывал публично, каким победителем станет в конце концов.

Теперь, когда настал момент истины, Джорджио выглядел просто-напросто виновным: вся его уверенность улетучилась — вылетела в дверь Олд-Бейли вместе с Петером Уилсоном.

Петер Уилсон, человек, которому ее муж щедро платил, о ком он заботился и кого поставил на ноги после того, как тот отбыл долгий срок в тюрьме. И этот человек, не колеблясь, предал своего благодетеля… Голос Маэв вернул Донну к реальности. Маэв тихо и монотонно читала молитву Пресвятой Деве Марии.

— Пресвятая Мария, милосердная, да пребудет с тобою Господь, блаженна ты среди жен… — Она отсчитывала бусинки на четках, и костяшки гулко стучали в притихшем зале суда.

— Джорджио Энтони Брунос, вы признаны виновным.

Донна чуть не задохнулась от волнения и поднесла руку к груди, словно пытаясь утихомирить хаотичное биение сердца. Она снова устремила взор на Джорджио: его красивое лицо, обычно смуглое, теперь приобрело болезненный пепельный оттенок.

— …Вы признаны виновным в сговоре с целью убийства и в сговоре для совершения вооруженного ограбления…

Судья сделал паузу, чтобы снять очки, отполировать их стекла и водрузить оправу на место. Донна понимала: это был театральный жест. Однако люди на галерке напряженно приподнялись со своих мест и вытянули шеи, наслаждаясь спектаклем. Они смаковали момент общего напряжения.

— Вы разработали план ограбления, в ходе выполнения которого невинный человек потерял жизнь. Несмотря на то что вы не принимали непосредственного участия в ограблении, вы к нему причастны, передали подробности плана своим подельникам, а также снабдили их машинами и оружием — теми револьверами, которыми вы приказали своим людям воспользоваться при первых признаках опасности…

Затем голос судьи зазвучал громче:

— Пистолеты были использованы для убийства одного из охранников и для того, чтобы искалечить второго охранника до конца его дней. Это семейные люди; они вели полноценную, полезную для общества жизнь, одна из которых трагически оборвалась из-за вашей алчности и злонамеренности. Как мы слышали в этом зале, вы управляли своей преступной империей с помощью террора, коварно прячась за личиной строительного подрядчика и торговца подержанными престижными машинами, человека богатого, с высоким положением в обществе. Вы отказались назвать ответственных за ограбление, продолжая настаивать на том, что якобы понятия не имели об этом нападении. Даже несмотря на клятвы свидетелей на Библии в том, что они слишком запуганы вами, чтобы свидетельствовать против вас. Я лишь могу надеяться, что в будущем вас будет мучить совесть, когда вы подумаете о мистере Томасе, который был замечательным, здоровым и смелым человеком, и о его вдове, которая теперь должна растить двоих детей одна, без благотворного влияния отца. — Судья снова снял очки. — Джорджио Энтони Брунос, я не исполнил бы своего гражданского долга, если бы не назначил вам максимально возможного наказания согласно ныне существующему закону. Мой священный долг — изгнать вас из общества, которое, как я это чувствую, заслужило быть избавленным от вас. И я приговариваю вас к пожизненному заключению с рекомендацией, чтобы вы отбыли, по крайней мере, восемнадцать лет. Остается надеяться, что вы используете это время для размышлений о своей жизни и о том, как исправить последствия многих неблаговидных поступков, совершенных вами. У вас есть что сказать в свое оправдание?

Джорджио неуверенно поднялся со своего места. Лицо его застыло в маске ужаса и шока. Указывая на инспектора Лоутона, он слабым голосом произнес:

— Этот человек подставил меня, и вы попались на его крючок, удочку и грузило… Вы все чокнутые, мать вашу! — Облокотившись на перила, он вдруг начал выкрикивать: — Вы все потеряли свои долбаные головы! Меня не за что сажать! Не за что!